Третьеклашки строгого режима. День знаний для взрослых, кто впервые учится писать

Пока все готовятся к наплыву белых бантиков и закупаются школьными букетами, Город55 побывал по ту сторону колючей проволоки, где тоже организован учебный процесс — для взрослых «мальчиков» с жизненным бэкграундом, потянувшим на строгий режим. Некоторые из них идут в начальные классы.

Все примерно как в обычной школе: актовый зал с воздушными шарами (на улице для линейки прохладно), принарядившиеся учителя сияют улыбками, ученики в белых рубашках за кулисами готовятся к выходу. Их здесь называют исключительно словом «ребята». Ребятам, правда, под 30, кому-то — под 60 лет, у некоторых сроки больше, чем весь период обучения. Вместо школьной формы тюремная роба, в руках цветы учителям, однако лица в основном непроницаемо хмурые. В казенном учреждении «Средняя школа № 2 (очно-заочная)» при ИК-3 строгого режима своя атмосфера.

С одной стороны, все выглядит как привычная линейка со всем полагающимся церемониалом: торжественные речи, напутствия, стихи. С другой — «дети» все же не очень соответствуют своим ролям, но будто не замечают контрастов.

«Поздравить с Днем знаний выходят ученики 4-го и 12-го класса», — громко анонсирует ученик-ведущий.

На сцену выходят двое суровых мужчин и с ничем не помутненной серьезностью начинают декламировать.

«Он дает нам знания, оценки выставляет / От нас в ответ признание все время получает / Наставник, предводитель, любимый наш учитель», — с выражением читают они.

«Это собственного сочинения», — с некоторой гордостью за "ребят" подсказывают сотрудники колонии.

Школьники и правда основательно подготовились. Выходит музыкальная группа с песней «Вот и время пришло вновь учиться» (тоже своего сочинения), местный вокалист поет хиты Вячеслава Добрынина. Однако фурор вызывает комическая сценка про посиделки на проводах воробьев-гопников. К ним прилетает аист Рудольф, который «забухал» и пропустил свой косяк (стаю). Воробьи беспокоятся, что он оккупирует их помойку. Взаимодействие происходит в стиле рэп.

Затем «мальчиков» знакомят с учителями. И персонал, и контингент сильно обновляется каждый год.

«У меня „маленьких“ учеников нет — химия начинается с 8-го класса. Жду вас, потому что химия — такой предмет, который все должны знать. Чтобы правильно пользоваться, — на этом моменте зал взрывается хохотом: наркотики здесь причина огромного количества сроков. — И не сидеть по химическим статьям», — шутит учительница химии.

В этом году в школу набрали с 3-го по 12-й классы. Они формируются по принципу того, сколько классов закончил ученик на свободе. По закону все осужденные в колониях до 30 лет обязаны получить среднее образование, поэтому тех, кто не доучился в детстве, усаживают за парты в принудительном порядке. Иногда появляются даже первоклассники — то есть люди, которые никогда не ходили в обычную школу и буквально едва умеют читать и писать. Сейчас самыми младшими оказались отнюдь не юные третьеклашки.

Однако кроме принудительного есть и добровольный порядок. Около 25% всех учеников (всего их около 130 человек) старше 30 лет и не обязаны учиться, однако сами изъявили желание. Из тех, кто несет обязательную «повинность», многие тоже занимаются по своей воле, хотя и под конвоем.

В образовательном плане отличий от обычных школ практически нет, та же программа, те же предметы. Единственное, «очникам» не задают домашних заданий.

«Система не позволяет прогуливать. Школа очно-заочная, у нас не классы, а учебные группы. Ученики ходят каждый день с понедельника по пятницу и два раза в месяц по субботам. Как в нормальной школе, занятия начинаются в 9 часов, заканчиваются в 12.30, потом вторая смена. Есть нюансы, потому что многие работают, для них мы создаем индивидуальные графики обучения, они два раза в неделю появляются, сдают домашнее задание», — рассказывает директор школы Константин Милорадович.

По его словам, на уроках царит дисциплина, осужденные не позволяют себе того, что бывает в обычных школах. При этом он утверждает, что основная масса учеников не просто просиживает время, пока тянется срок, а стремится к знаниям, даже участвует в конкурсах. Отличников нет («может быть, это у нас завышенные требования», — уточняет директор), около 15% хорошисты, остальные твердые троечники. Неуспевающих нет, потому что с отстающими занимаются дополнительно. Интересуют подневольных школьников больше гуманитарные предметы — «не потому что легче, а потому что уже имеется некоторый кругозор».

В конце обучения выдается стандартный аттестат (за школы при колониях, кстати, отвечает Минобразования, а не ФСИН). Сдают осужденные ГВЭ — государственный выпускной экзамен. Можно выбрать и ЕГЭ, хотя желающих обычно нет. Пару лет назад школа организовывала в клубе ЕГЭ для единственного выпускника, который изъявил желание.

Что касается учителей, то это обычные педагоги с воли. Многих мотивируют высокие по средним меркам зарплаты. Хотя, чтобы работать с местным контингентом, нужны железные нервы и определенные личные качества, поэтому там, по словам директора, «лишних людей не бывает». У большинства стаж работы в исправительной системе более 20 лет. Есть и заслуженные учителя, и кандидаты наук.

«В таких школах работают штучные люди, которые сюда идут целенаправлено. Как ни крути, сама атмосфера давит. Случайных людей здесь не бывает, идут помогать обездоленным гражданам, которые лишены свободы, еще чего-то. Наши учителя относятся к ним как матери к детям», — утверждает Милорадович.

Сами учителя говорят, что основная задача для них, помимо преподавания, — помочь в ресоциализации осужденных. Как правило, это люди с негативным опытом, разочарованные в жизни и социальных институциях, которых очень непросто увлечь такими вещами, как алгебра и тригонометрия.

«Они, очевидно, когда-то получили негативный опыт в дневной школе, были изгоями, учителя не могли с ними найти контакт. Надо уметь ученика убедить, поставить на место. У нас нет дубинок, надо найти такие слова, чтобы он пришел и подчинился, это надо быть учителем-виртуозом. Иногда приходит ученик, отказывается писать: „Я не хочу, что вы можете мне тут дать?“ Я могу вызвать начальника отряда: „Пиши сейчас же“. Но надо, чтобы у него самого это желание возникло. Не пишет, не пишет, а потом смотрю, в глазах проблеск. Сразу надо похвалить», — рассказывает о своем методе преподаватель математики Нина Андреевская, которая проработала при колониях 40 лет.

По ее словам, достучаться можно до каждого, даже до самого асоциального человека. Однако образовательному (и воспитательному) процессу часто мешают «перережимки» или внезапные переводы в другую колонию.

«Надо всегда помнить [что перед тобой преступник], помнить границы дозволенного. Они чувствуют доброе отношение, начинаются просьбы что-то принести. А это уже запрет», — отмечает учительница. При этом педагоги могут знать статьи, по которым осужден человек, но не то, какие именно преступления он совершил. — «Если ругать, понимания не будет. Надо показывать, что о них беспокоятся — может быть, впервые в жизни».

Редко, но бывают случаи, когда экс-ученики, выйдя на свободу, выходят на связь, пишут в «Одноклассниках» благодарности. Педагоги с гордостью вспоминают одного из таких ребят, который сумел после колонии стать бизнесменом. Впрочем, основная масса не имеет понятия, что делать на воле. Горизонты очерчиваются реабилитационным центром, где можно побыть под опекой государства еще два месяца. Затем те, кто не сохранил никаких социальных связей, снова попадают в колонию (иногда намеренно), а вместе с тем и в школу. «В новый учебный год с новым сроком».

«В детстве школу не получилось закончить, были другие занятия. Сейчас больше интересует математика. Изначально, когда попал сюда, не хотелось учиться: как бы взрослый дядька. Где-то через полгодика понял, что я не один такой здесь, еще и самый молодой в классе. Есть одноклассники, которым и по 60 лет. Здесь класс получше, чем в школе, коллектив дружный. О дальнейшем пока не думаю — еще три года», — говорит осужденный 10-классник.

На вопрос, по какой статье он сюда попал, уклончиво отвечает: «По многим».