Мы стоим на втором этаже дома 8 на улице Лермонтова. Настасья (моя девушка) суетливо закрывает и открывает вкладки на телефоне, кочуя от наших личных сообщений «ВКонтакте» к письмам на электронной почте от начальника, а от них — в сохраненные заметки на Яндекс-Диске.
«Я же помню, что покупала. Куда они могли запропаститься?» — уже с нескрываемым раздражением разговаривает она сама с собой.
Я просто стою рядом. Делаю вид, будто пытаюсь помочь. Мы пришли на выставку Босха и Брейгеля в один из последних дней ее работы. Я знал, что электронные билеты Настасья покупала в начале августа. Я не знал, куда она их сохранила. Не знала и она.
«Давай заново купим, а? Всего 250 рублей. А то я не могу найти», — Настасья начала хныкать.
«Ищи. Ты все найдешь», — отрезал я.
Весь мой багаж знаний о Питере Брейгеле исчерпывался тем, что он Старший, а это значит, что, вероятно, был и еще один. О Босхе я знал чуть больше. Например, то, что его на самом деле звали Ерун ван Акен, был он фламандцем (жил на севере современных Нидерландов) и писал максимально причудливые картины, полные непередаваемых образов и причудливых сцен.
Настасья знала о Брейгеле примерно столько же. О Босхе она знала чуть меньше. У меня когда-то была футболка с принтом «Босх, Россия, Президент» (отсылка к национальной идее царской России «Бог, Царь, Отечество»). Эта футболка бесила Настасью. Вряд ли из-за Босха, скорее потому, что ее подарила мне бывшая.
Настасья все же нашла билеты, и мы прошли в зал. Оказалось, на экскурсию мы безнадежно опоздали, поэтому, чтобы не стоять в толпе и ничего не понимать, решили отойти и ничего не понимать отдельно от толпы.
«Сад земных наслаждений», — показываю я на картину, которая висит рядом со входом.
Трехстворчатое полотно до отказа забито действительно странными фигурами людей. Вот слева сотворение мира — диковинный пейзаж, на котором гуляют животные (некоторые из них явно выдуманы). Вот правая створка, изображающая ад (максимально изощренные сцены пыток грешников). Вот и центральная, изображающая рай (тот самый сад земных наслаждений). Большинство фигур там совокупляются с выдумкой, так сказать.
Далее описывать сами картины не стану — никаких слов на это у меня не хватит. Проще увидеть их.
«Это мой уровень понимания Босха», — показываю я на фигуру с букетом цветов в заднице.
«А мне цветов не даришь», — говорит Настасья.
Изрядно впечатление от картин Босха оказалось подпорчено местным освещением. Репродукции нещадно бликовали. Некоторые вещи оказалось почти невозможно разглядеть. Кто ставил освещение? Кто выбирал материал для печати? Для кого эта выставка?
То же касалось и картин Брейгеля Старшего — мы, наконец, дошли до них. Даже мне, не специалисту, очевидно: старина Пит явно подражал манере Босха. Его полотна также изобилуют великим множеством деталей, фигур, движений. На одной из картин даже видны какие-то монстры на манер «оседланных рыб» Босха.
Именно рядом с «Падением мятежных ангелов» Настя впервые за этот день попросила меня «красиво сфотографировать» ее (людей рядом не было, а все фигуры на картине были крупные, яркие и легкоразличимые). Я был к этому готов — в нашей паре производство фотографий стало своего рода обрядом, ритуалом, сакральным действием. Этот момент может определить настроение Настасьи на следующие несколько часов. Беря в руки телефон, я осознавал, что если не справлюсь, мне потом придется долго и мучительно все это расхлебывать.
И да, в этот раз я откровенно сплоховал (мне запретили использовать снимки для публикации).
«Кто выбирает такой ракурс? Кто фотографирует против света? Для кого эти снимки?» — раздражалась Настасья.
¯\_(ツ)_/¯
Возможно, я единственный человек на Земле, который, даже если сильно хочет и очень старается, все равно может не добиться нормального результата. Все остальные люди на Земле, и уж конечно Настасья, всегда все делают идеально.
Она отняла у меня свой телефон, привычно приняла выгодную позу и сделала, надо признаться, приличное селфи.
«Хотя бы так», — показала мне снимок.
В ответ я заявил, что больше никогда не буду ее фотографировать, и демонстративно ушел в другой конец зала. Гордая Настасья вновь вернулась к просмотру Босха, а я решил разделаться с художественным методом Брейгеля.
Вот что я про него понял. Во-первых, Брейгель, как и Босх, обожает библейские сюжеты и отсылки, но еще больше он любит простых крестьян, живых, двигающихся.
Это потом я прочитал, что художники тех времен не особо разбирались и классические библейские сюжеты переносили в современную для них эпоху. Иисус, например, по дороге на Голгофу был окружен людьми в типичных для эпохи Брейгеля нарядах. Я увидел некоторые паттерны в его работе — одна и та же целующаяся парочка у него переходит из одной картины в другую, что картина «Падение Икара» на самом деле не про мечту, а про месть серенькой куропатки и наплевательское отношение других.
Оставшись один, я вдруг почувствовал теплоту внутри. Композиционно сложные картины вызвали у меня не менее сложные эмоции. Мне захотелось помириться.
Настасья все еще стояла у «Сада наслаждений». Я вдруг понял, что нужно опустить детали и просто прочувствовать настроение. И тогда мне стало хорошо. И тогда я сделал снимок. И он удался.