«Коронная» ретроспектива: как изменил омичей год пандемии

1. Отрицание

На этом этапе людям сложно поверить в реальность происходящего. Они равнодушны или демонстративно заняты рутинными обязанностями, отказываясь принять факт угрозы. Но в глубине души зарождается страх. Эта фаза ограждает человека от резкого психологического удара.

Первой реакцией на новости об опасном «китайском» вирусе, которые грянули под новый, 2020 год, был глобальный скепсис. Казалось, что угроза переоценена — не серьезнее атипичной пневмонии, которой так же «запугивали» население. СМИ упрекали в нагнетании истерии. Однако реальность быстро опровергала самые смелые предположения: коронавирус беспощадно перешагивал границу за границей.

Несмотря на это, Россия долго оставалась островком спокойствия. Даже когда эпидемия уже бушевала в Европе, мы всерьез верили, что коронавирус каким-то чудом нас не коснется. Тем более спокойно чувствовали себя регионы, и, в частности, Омская область, ведь удаленное географическое положение и минимум туристов в этот раз должны были сыграть только на руку. Раскачивались долго. Только в конце января в Омском аэропорту начали контролировать прибывающие рейсы — измерять температуру у пассажиров из Китая. Мера довольно символическая, учитывая, что коронавирусом было объято уже гораздо больше стран, а добираться до Омска пассажиры могли и на поезде.

30 января Россия наконец закрыла границу с Китаем, а в Омской области создали оперативный штаб. Власти заявили, что алгоритм действий по борьбе с проникновением инфекции уже отработан.

В то же время Город55 представил реконструкцию, как бы в регионе — чисто гипотетически — протекала эпидемия, если вирус все же просочится. В некоторых моментах мы промахнулись. Например, предполагалось, что первые сообщения о заболевших появятся в соцсетях и люди начнут покидать город, из-за чего могут начаться давки, а вокзалы и аэропорт вскоре закроют. В реальности место паники заняло отрицание угрозы. В других вещах редакция попала в точку: мы предугадали призывы к самоизоляции, перегрузку системы скорой помощи, вызовы которой увеличатся на волне истерии, закрытие всех заведений и масочный режим (правда, мы думали, что маски люди будут носить по своей инициативе, а не под угрозой штрафов).

Реальные тревожные звоночки стали звучать в феврале. Попадание вируса в регион перестало казаться фантастикой: несколько человек с подозрительными симптомами были взяты под наблюдение, но вирус у них не подтвердился. Впервые омичи увидели на улицах скорые с сиренами, в которых находились люди в белых защитных костюмах.

В остальном Омск сохранял полную беспечность. 1 марта омичи бурно отпраздновали Масленицу — минкульт простодушно сообщал, что в центре города собрались 27 тысяч человек. Через день в России официально объявили о первых двух случаях COVID-19.

Но и это не поколебало уверенность россиян, что нас эпидемия обойдет стороной. Запретительная система в стране очень медленно набирала обороты (как теперь медленно откатывается назад). Еще в начале месяца Роспотребнадзор всячески опровергал, что в школах и садиках отменят утренники к 8 Марта. Незадолго до перехода учебных заведений на дистант ведомство сообщало, что не считает эту меру актуальной.

Тем не менее в середине марта, после объявления ВОЗ пандемии, посыпались отмены мероприятий. Настоящие причины иногда еще опасались указывать, ссылаясь на плохие продажи билетов. Под угрозой оказались гастроли Омской филармонии в Лондоне, и музыканты вышли с протестными пикетами, уверяя, что музыка станет спасением от всех болезней. До последнего власти не решались объявить о переносе статусных для области Дельфийских игр. Омичи продолжали раскупать подешевевшие путевки в Азию, после закрытия границ рядом европейских стран 13 марта жаловались, что сгорают отпуска. К заграничной практике социальной дистанции, всеобщих масок и разметок в магазинах относились с нескрываемой иронией.

Далее события нарастали как снежный ком. Едва ли не каждый день появлялись новости об омичах, у которых подозревают COVID-19. Официально сообщалось, что вируса в области нет.

Власти использовали успокоительную риторику, заявляя, что все под контролем (при этом за две недели число заболевших в России превысило 100 человек). От экспертов звучали мнения, что шанс заразиться в московском метро равен нулю, Геннадий Онищенко предостерегал от «информационного терроризма», Роспотребнадзор видел угрозу только в прилетающих из нескольких стран рейсах.

И все же ограничения последовали. 17 марта Россия закрыла границы. В Омской области в тот же день ввели режим повышенной готовности: отменялись мероприятия численностью более 1000 человек (затем — более 50), прибывающих из «неблагополучных» стран обязали (лишь на словах) уходить на 14-дневную изоляцию. Четыре вуза ушли на дистант, филармония отменила концерты, ведомства ограничили очный прием. Все остальное продолжало работать.

25 марта от коронавируса скончались двое россиян. Владимир Путин объявил «нерабочую неделю» до 5 апреля. Это была последняя стадия отрицания. Расходясь на длинные выходные, никто толком не осознавал, что грянул локдаун.

2. Гнев

Когда проблема встает в полный рост, люди испытывают чувство острой несправедливости, начинают раздражаться и искать виновных.

Панические проявления наблюдались еще раньше. Во второй половине марта омичи, подогретые новостями о локдауне за границей, ринулись сметать с полок продукты. Эту волну довольно быстро удалось погасить сообщениями, что запасов провианта в избытке, а цены под личный контроль взял губернатор Александр Бурков. В то же время область столкнулась с серьезным дефицитом масок и антисептиков. Одновременно космически выросли цены на имбирь и лимоны, которым приписывались чудодейственные свойства.

Локдаун сделал экономические удары реально ощутимыми.

Омск задержался на стадии отрицания еще два дня. Когда столичный оперштаб принял решение о закрытии всего, кроме аптек и продуктовых магазинов, омичи еще храбрились. Заведения не собирались расходиться на карантин, драмтеатр планировал представить премьеру. Только вечером 27 марта местный оперштаб «ратифицировал» все решения Москвы. На «каникулы» закрылись торговые центры, культурные учреждения, бары, кафе, салоны красоты и т. д. Пожилых людей отправили на самоизоляцию. В Омске, где не было зарегистрировано ни одного заболевшего, это вызвало жгучую обиду.

В первую очередь, на Москву, которая заставила «безопасные» регионы следовать своему примеру. Столицу видели рассадником коронавируса для остальной России, омичи с гневом воспринимали сообщения о каждом приземляющемся самолете оттуда. Звучали призывы запретить рейсы из Москвы, а в Омске, наоборот, открыть заведения. Во-вторых, под каток агрессии попал Роспотребнадзор, который требовал новых ужесточений и «кошмарил» штрафами нарушителей самоизоляции. В-третьих, злились на туристов, которые закупились дешевыми турами и теперь возвращались из очагов пандемии.

29 марта в Омске объявили о сразу трех случаях COVID-19 — заразилась семья, вернувшаяся из ОАЭ. Появились явные признаки паники. Сообщалось о перекрытии выездов из города, на улицах заметили военную технику (власти объяснили это подготовкой ко Дню Победы). В то же время запретов на перемещение еще не было, и омичи ринулись на улицы, демонстрируя бесстрашие и протест.

1 апреля в городе было уже восемь зараженных, один в тяжелом состоянии. В регионе официально объявили режим самоизоляции для всех граждан. В отставку отправился министр здравоохранения Дмитрий Вьюшков, 2 апреля на пост назначена Ирина Солдатова. Вводятся справки для передвижения по городу, работать могут только предприятия из специального списка, блокируются льготные проездные билеты, количество общественного транспорта сводится к минимуму. Улицы начинает патрулировать полиция, прогуливающимся дальше ближайшего магазина грозят штрафы. Город обезлюдел.

Путин продлевает «нерабочие дни» на весь апрель. Шок от этого удалось пережить с помощью самообмана, что режим самоизоляции в Омске закончится все же раньше (его будут продлевать небольшими «порциями»). Бизнес предрекает волну банкротств и безработицы, государственные меры поддержки называют недостаточными. Люди обвиняют государство в том, что лишатся источников дохода, и требуют режима ЧС. В Сети разносится мнение, что в случае его введения гражданам положены компенсации. Здесь мы объясняем, что это не так.

Учащиеся и родители злятся на дистанционное обучение, все омичи — на запрет передвигаться (к губернатору даже подают иск о нарушении конституционных свобод), в то время как из Москвы и из-за рубежа продолжают прибывать рейсы. Соцсети реагируют многочисленными фейками, в которых завышается число больных. За распространение таких новостей заводятся административные и даже уголовные дела. Городские больницы перепрофилируют под COVID, по другим поводам пациентов принимают лишь в экстренных случаях.

Неохотно идет на приостановку богослужений православная церковь. Несмотря на официальный запрет и призыв патриарха, 19 апреля в омских храмах собираются праздновать Пасху.

24 апреля в Омской области происходит первый смертельный случай. Самоизоляцию намереваются продлить на майские праздники. Горожане думают, что после этого их уж точно «выпустят».

Еще одна вспышка гнева связана с вахтовиками из Якутии, которых доставили в Омск на лечение и обсервацию. Омичи, до этого убежденные, что региону серьезная эпидемия не грозит, стали злиться, что ковидные койки достаются «чужакам», а «своим» может не хватить. Также разворачивается «гражданское сопротивление» против повсеместного масочного режима, когда передвижение по городу начинают частично разрешать. Против масок бунтуют и маршрутчики, и пассажиры. Горожане пытаются доказать, что маски неэффективны, а требование их носить не имеет юридических оснований. В магазинах происходят скандалы с кассирами из-за масок, хорошим лайфхаком считается пройти без них и надеть лишь перед кассой.

К концу апреля в области почти 100 зараженных, трое погибли. В России было более 7 тыс. больных, 1073 умерших.

3. Торг

На этом этапе люди питают себя надеждой, что ситуацию еще можно исправить, если совершить для этого какие-то действия.

«Торговаться» люди начали с самого начала «нерабочих дней», которыми в России уклончиво назвали фактически режим карантина. Торг шел с властями. Россияне согласились посидеть некоторое ограниченное время дома, в ответ правительство обещало сохранение зарплат и меры поддержки, банки и ресурсоснабжающие организации — отсрочки по платежам. Анонсирование коротких дистанций самоизоляции усыпляло бдительность, покуда режим запретов не стал восприниматься как привычная реальность.

Далее предметом торга стало уже отсутствие новых жестких ограничений. Омичи, к примеру, выдохнули, когда в городе не стали вводить систему электронных пропусков по SMS, как в Москве. Условием дальнейшего сидения дома стали небольшие послабления, такие как разрешение по пути с работы заезжать в магазины, расположенные не у дома, а позже — позволение ездить на дачу на личном транспорте.

Искали плюсы и в повсеместном переходе в онлайн. Сайты пестрели подборками кино и литературы, чтобы провести время карантина с пользой. Стриминговые сервисы и онлайн-библиотеки ввели бесплатный доступ к своим ресурсам, театры и музеи запускали виртуальные представления и экскурсии, появлялись приободряющие флешмобы, популяризировались домашние зарядки с питомцами и т. д. В «удаленном» мире царил дух взаимовыручки, многие шли в волонтеры, формировался культ врачей.

Негласным «бонусом» также была возможность прогуливаться, обходя стороной полицейское оцепление. Большинству «попавшихся» выдавали не штрафы, а устные предупреждения. К середине апреля омичи расслабились, и индекс самоизоляции начал приближаться к докоронавирусному. Если в начале самоизоляции горожане готовы были брать в аренду собак, чтобы получить легальный повод выйти из дома, то через пару недель в прогулочных зонах собирались пробки из гуляющих и велосипедистов. А взаимовыручка начала приобретать гротескные черты, когда омичи предупреждали друг друга в соцсетях об «облавах» полиции или делились советами, как достать фальшивое разрешение на передвижение по городу.

К концу мая иссяк такой ресурс торга, как сохранение зарплат во время нерабочих дней. Заболеваемость показывала стабильный рост, но постепенно предприятия маленькими «порциями» начали открывать. Сначала разрешили работать парикмахерским и ремонтным мастерским, затем отдельно стоящим магазинам одежды и обуви. В течение июня открылись торговые центры в ограниченном режиме, летние террасы в кафе и детские сады. С отменой мероприятий все уже свыклись: офлайн не было ни парада Победы, ни Дня города, ни летних фестивалей. «Волшебным» стало слово «плато», достижения которого все лето ожидали «в ближайшие недели», что дарило успокоение еще закрытому бизнесу.

4. Депрессия

Это привычка негативного эмоционального восприятия всего окружающего. На этом этапе люди привыкают к чувству бессилия, замыкаются в себе, перестают следить за внешностью и здоровьем.

Летом омичи привыкали к новой реальности и жили надеждой на скорый конец режима ограничений — несмотря на то, что количество заболевших и умерших не давало поводов для оптимизма: цифры каждый месяц росли кратно. О прогнозируемой «второй волне» старались не думать — снова сработала защитная реакция отрицания. Поэтому, когда в сентябре начался новый, более тяжелый всплеск заболеваемости, для омичей это стало настоящим ударом.

К октябрю в области насчитывалось уже 11 тыс заболевших и 300 умерших (630, по данным Росстата), к концу года число увеличилось почти до 30 тыс больных и 860 погибших (2400, по данным Росстата). Эту статистику омичи почувствовали на себе, своих близких и знакомых. Ощутилась нехватка скорых, кареты ехали по вызову по много часов, а то и по несколько суток. В больницах, которые периодически закрывались на карантин из-за COVID, не хватало персонала — болели и сами медики. Привычной реальностью стали почти ежедневные некрологи погибшим от коронавируса известным специалистам. «Плато» переместилось с 50 на 100, потом и на 150 случаев заражения в день. Омская область больше не была в стороне от пандемии, а попала в число регионов с наибольшим ростом заболеваемости.

Успокоительная риторика, проводником которой стала глава минздрава Ирина Солдатова, больше не срабатывала. Омичи ждали реалистичных прогнозов, соответствующих тому, что они видели вокруг. Стало очевидно, что система здравоохранения перегружена, соцсети заполнились жалобами на невозможность добиться тестов и МСКТ, у ковидных госпиталей выстраивались очереди скорых, не хватало свободных коек. На этом фоне в начале ноября случилась забастовка скорых, приехавших к зданию минздрава с пациентами, которых перевозили от одной больницы к другой в течение всего дня. Скандал прогремел на всю Россию и закончился отставкой Солдатовой (сейчас она под уголовным делом о необоснованно дорогих закупках медоборудования), а также ее заместителей и ряда главврачей. Новым министром стал Александр Мураховский.

Помимо этого, омичи столкнулись со взрывным ростом безработицы и отложенными эффектами экономического кризиса, повышением цен и падением доходов. Нового локдауна не случилось, хотя частично вернулась самоизоляция, многие перешли на удаленку, ужесточились некоторые ограничения. Помимо прочего, жители недоумевали, почему сидели дома при минимальной заболеваемости, а во время вспышки ходили на работу и учебу. Это добавляло ощущения абсурда.

В довершение всего люди лишились Нового года, который прошел в режиме запретов: заведения не работали в новогоднюю ночь, были запрещены корпоративы, банкеты и даже вызов Деда Мороза. Роспотребнадзор призывал праздновать в самом узком семейном кругу, не приглашая даже гостей.

5. Принятие

Эта стадия означает не согласие, а более полное осознание того, что произошло, с возможностью жить дальше в сложившихся обстоятельствах.

После новогодних каникул наметился ощутимый спад заболеваемости, ежедневный прирост составляет меньше 100 случаев в день, при том, что большинство пациентов переносит болезнь амбулаторно. Стала доступна вакцинация, на которую возлагали надежды весь год. В течение полутора месяцев оперштаб снял практически все ограничения, жизнь почти вернулась в прежнее русло.

Тем не менее ограничения и новые привычки плотно вошли в жизнь. За год мы поняли, что можем прожить без праздников и развлечений, довольствуясь интернетом, минимумом вещей и доставкой на дом. Заходя в помещения, уже привычно надеваем маски, закупая их пачками без споров о том, кто за это должен платить. Даже перспективы нового скачка не пугают так сильно: мы все это уже проходили и научились с этим жить.

И все же неясно, достигли ли омичи настоящего принятия или нынешний оптимизм — только следствие послаблений. В мире говорят о новых штаммах вируса и возможной вскоре «третьей волне». Повторись локдаун, будем ли мы готовы пережить его без депрессии?