«Прекрасное далеко»: или как эпоха СССР повлияла на современное восприятие жизни

Многие советские практики и веяния сейчас переживают возрождение, поощряя ностальгию у тех, кто застал даже самые сложные времена того общественного строя. Издание «Новые Известия» совместно с историками и политологами размышляло, к чему может привести навязчивая ретроспектива.

Соцпакет и достойная старость

Начнем с современности. Социальные гарантии и финансовая помощь стали фундаментом экономической повестки последних лет. Население «поделили» на категории именно по общественным признакам и распределяют дополнительные социальные гарантии в зависимости от самой категории или дохода конкретного человека в ней. Вводятся и индексируются материнские капиталы, дополнительную помощь получают то росгвардейцы и члены их семей, то медики, работающие в «красной зоне», то военным пенсионерам индексируют пенсии сразу на 10%. А что было раньше?

В вышедшей в 1939 году «Большой советской энциклопедии» было написано, что «только в СССР граждане пользуются материальным обеспечением в старости, а также в случае болезни и потери трудоспособности». Но выделенных средств хватало лишь на 150 дореформенных рублей каждому пенсионеру — это 15 рублей после деноминации. Куб дров стоил 18 рублей, тапочки — 11 рублей. Закон о пенсиях появился в 1956 году, тогда выплачивали от 30 до 120 деноминированных рублей при наличии немалого трудового стажа: для женщин 20 лет, а для мужчин 25 лет. В противном случае платили «минималку» — 7,5 рублей. В колхозы пенсии дошли лишь спустя еще 8 лет и составили 12 рублей.

Равенство было условным. Если Никита Хрущев получал пенсию 500 рублей в месяц, то четверть всех пенсионеров получала как раз «минималку». Такой порядок сохранился и по сей день. Пенсия депутата Госдумы сейчас около 100 тыс. рублей, тогда как средний размер пенсии на 1 октября 2022 года был 18 503 рубля. И это средний, а значит, пенсию условного депутата здесь тоже учли.

Советский союз оставил после себя кошмар 90-х. Пенсии тогда, по подсчетам доктора экономических наук Михаила Дмитриева, не обеспечивали «даже физиологический минимум средств к существованию», и это при условии, что их выплачивали. На начало 1997 года долг по выплатам был 17 трлн неденоминированных «советских» рублей. Народ массово побежал в село ради огородов.

Нынче же молодежь успела вкусить западные блага и не верит ни в пенсию, ни в целину. В прошлом году в 1,7 раза, до 6,56 млн человек, выросло число самозанятых, которые не отчисляют взносы на будущие выплаты. Как отмечает политолог Аббас Галлямов*, на капиталистическом Западе социальных гарантий оказалось куда больше, чем мечтали строители социализма.

«Подавляющее большинство современных стран дают такие мощные социальные гарантии, которые СССР не снились. Например, скандинавские страны. Человечество, уже начиная с конца 19 века, с реформ Бисмарка, пытается избежать крайностей этих двух полюсов — либо свобода, либо равенство. И за 100 лет создана очень успешная, динамичная модель — соотношение постоянно меняется в рамках текущего политического процесса, но в целом сама по себе модель уже сформирована: когда и свободы хватает, и равенство в том или ином виде обеспечивается до какой-то степени, но с тем, чтобы не мешать свободе», — комментирует политолог.

* — Аббас Галямов признан Минюстом России физическим лицом, выполняющим функции иноагента.

«Прекрасное далеко»

Представьте автомобиль середины сороковых — знаменитый «Газ М-20», высоко оцененный лично Сталиным. Сейчас он обойдется ностальгирующему автолюбителю недешево. На полноценную реставрацию и обслуживание требуется много средств и энтузиазма. Как только ни пытаются адаптировать «Победу» те, кто действительно на ней передвигается по городу круглогодично. Так и с теми, кто яро мечтает о возврате советского общественного строя.

Сторонники возврата к СССР говорят о «великой индустриализации». Но не учитывают, что она на долгие годы поставила крест на аграрном хозяйстве и не единожды вылилась в жестокий кризис. К 1940 году доля городского населения страны выросла вдвое по сравнению с 1922 годом и достигла 33%. А к 1990 году в городах проживало 66% населения.

Люди строили светлое и далекое будущее в «соцгородах». Российская академия архитектуры и строительных наук в своей книге «Советское градостроительство 1917-1941» писала, что к концу 30-х в Магнитогорске 50% жилья было временным, барачного типа. 25% домов было землянками и полуземлянками, 15% — коммуналками, 8% — самостроем: «нахаловками», и 2% приходились на коттеджи для руководства и крупных специалистов.

Уплотнение городов вынудило власть снизить санитарные нормы. В 1919 году Наркомздрав определил норму жилплощади в 9,1 кв. м. на человека, к 1930 году нормы снизили до 5,5 кв. м. в Москве, 3,5 кв. м. в Челябинске, 3,4 кв. м. в Красноярске, и 2,2 кв. м. на Донбассе. К 1952 году в бараках проживали десятки миллионов человек.

У номенклатуры условия были совсем другими. Об этом напоминает и «дом на набережной», и «дом наркомфина», который стал классикой авангардной архитектуры. Даже «сталинки» с высокими потолками показывали расслоение общества. Та же самая «Рублевка». Лишь за тем исключением, что раньше роскошное жилье выдавалось временно. И даже мебель в квартирах и домах чиновников была пронумерована для инвентаризации. Потерял место у власти — потерял имущество.

Бараков сейчас, конечно, меньше, они «не доживают», население в городах все уплотняется. С 2000 по 2020 год средняя площадь квартир в новостройках Москвы сократилась на 24%. Самое маленькое жилье имеет площадь всего лишь 7,6 кв. м., а «однушки» на 15 кв. м. перестали быть чем-то удивительным. На человека выходит по 3,8 кв. м., что недалеко ушло от норм 1930 года, рассчитанных на бараки и коммуналки.

А как распределяли самое важное? К 1933 году в Москве проживало около 2% населения страны, зато ей «перепадало» до 20% государственных фондов мяса, рыбы и маргарина, до 25% муки и круп, до 30% рыбопродуктов и алкоголя. Москва и Ленинград получали до трети промышленных товаров.

Но это вовсе не означало сытость для всех москвичей. Инженерам и рабочим полагалось 0,5–2 кг мяса или рыбы, 400 г постного масла, 0,5 сахара в месяц на всю семью. В других городах пайки были куда скромнее: на семью из трех-четырех человек в месяц приходилось по 1 кг крупы, 0,5 кг мяса и 1,5 кг рыбы. Яйца, «молочка», фрукты и чай для большинства москвичей были непозволительной роскошью, тогда как номенклатура отоваривалась в 200-й секции ГУМа и магазине спецобслуживания на Кутузовском. Зато сеть «Торгсинов» принимала у людей золото и семейные ценности в обмен на продуктовые наборы.

Почему люди все равно хотят возвращения СССР?

Опросы ВЦИОМ, проводившиеся к 100-летию образования Советского союза, показывают, что 58% россиян сожалеют о его распаде, а 51% опрошенных уверены, что в Советском союзе было больше хорошего, чем плохого. Люди ностальгируют по стабильности, молодости и беззаботному детству, дружбе народов и величию, как показали те же опросы. А еще скучают по социальной справедливости: бесплатным образованию и медицине, трудоустройству по распределению, путевкам на море, жилью и хлебу, который всегда стоит 26 копеек. Историк Ирина Карацуба считает, что на самом деле люди скучают по вымышленному мифическому прошлому:

«У старшего поколения это воспоминания о том, как им было хорошо. Человеческая память избирательна и помнит только то, что человек хочет помнить (а человек хочет помнить в основном хорошее, плохое он старается забыть). У молодого поколения это скорее всего такая легенда, миф о каком-то золотом веке. Но ведь эта ностальгия не по реальному СССР, потому что никто не ностальгирует по ГУЛАГу, по всеобщей уравниловке, по продуктовым талонам и карточкам, по очередям в 3 часа за венгерскими курами, по колготкам, обычно польским. Никто не ностальгирует по очередям на жилплощадь, в которых можно было стоять десятилетиями, и прочим прелестям. Все это якобы бесплатное образование, якобы бесплатное здравоохранение, которое называли „здравозахоронением“. Для поступления в МГУ были необходимы услуги платных репетиторов даже при отличном аттестате», — отмечает историк. Также она подчеркивает, что тренд на «советизацию» идет сверху: «У нас есть спускаемая сверху ресоветизация. При Ельцине была непоследовательная, плохо продуманная, но все-таки декоммунизация. А сейчас идет рекоммунизация, ресоветизация и даже, если употреблять не очень академические термины, „ресовковизация“, — комментирует Ирина Карацуба.

Глава Фонда исторических исследований «Основание» Алексей Анпилогов не вполне согласен с коллегой в том, что касается заимствования экономических и общественных практик:

«У общества есть запрос на те ценности, которые олицетворял собой СССР, поэтому такая ностальгия. Речь же идет не том, что мы собираемся возродить СССР и вернуть Брежнева из кремлевской стены или там приведя в соответствие со стандартами 70-80х годов телефонную связь, мы в любом случае будем строить свое будущее с учетом всех тех технических, социальных, экономических достижений, которых страна добилась после распада СССР», — сообщает он.

Остается открытым вопрос: даст ли заимствование хороший результат. «Развитой социализм» не смогли построить за 74 года. Получится ли у ностальгирующего общества взять из исторического «наследства» только хорошее, миновав прежние ошибки «родителя» и не сотворив новых.