Вадим Меренков: Все вменяемые мне эпизоды – отголоски информационной войны

За последние пять лет на скамье подсудимых в Омской области оказались 4 министра, один брат министра и один вице-губернатор. Но ситуация в регионе не уникальна – антикоррупционная кампания прокатилась по всей стране. Сотни уголовных дел, обвинительных приговоров отправили в тюрьмы региональную элиту.

В России человек с должностью публичен пропорционально портфелю. И вдруг - разом он все теряет. Статус, возможности, друзей. Попадает в условия полной изоляции. На другую планету. В иной, параллельный мир, о существовании которого он знал, но с которым никогда не пересекался.

ИА «Город55» проводит своего рода исследование «Стоит ли работа в органах исполнительной власти рисков?». Что происходит с человеком после ареста, смещаются ли акценты в ценностях, происходит ли переосмысление важного? На кого остается обида? Сравнить два мира: «до» и «там».

Экс-министр имущественных отношений Вадим Меренков, которого обвиняют в 9 эпизодах превышения должностных полномочий при выделении (продаже) муниципальной земли, постарался ответить на наши вопросы.

— Вадим Александрович, расскажите, пожалуйста, вкратце об условиях содержания. Сколько человек с Вами в камере, кто эти люди. Зависит ли содержание находящихся под следствием людей от их социального статуса до изоляции?

— Про условия содержания распространяться не буду, режим все-таки.

— Как вы проводите свободное время? Судя по Вашим интервью и авторским статьям в прессе, Вы хорошо информированы о федеральных событиях. Какие в СИЗО могут быть источники информации?

— За событиями в стране удается следить только по телевизионным новостям и по газетам.

— В своем обращении к врио губернатора Омской области Александру Буркову Вы предупреждаете его о «ловушках», в которые могут попасть чиновники и он сам. Но неужели Вы сами не предполагали последствия принятых Вами решений, поставленной подписи? Палочная система появилась не за один день. Можно ли было предвидеть случившееся?

— Конечно, вступая в должность, предвидел повышенный интерес правоохранительных органов к нашей работе. Но за долгое время существования муниципальной власти, еще до нас были отработаны подстраховочные процедуры – это и коллегиальное принятие принципиальных решений, и целая система проверки и визирования текстов документов профильными специалистами. До поры до времени это четко работало, и руководитель при подписании документа был уверен в его законности. Но с определенного момента это работать перестало.

По времени совпало с разгаром «информационной войны» губернатора и мэра. Все вменяемые мне эпизоды — отголоски тех времен, до поры до времени ждавшие своего часа. Самое необъяснимое — не спасают от уголовного преследования даже действия, совершенные во исполнение вступивших в законную силу решений.

В моем деле 4 таких эпизода, по которым действия по исполнению судебного решения или действия, впоследствии подтвержденные судебным актом, квалифицируются как тяжкие преступления, совершенные умышленно с целью причинения ущерба государству в особо крупном размере. Получается, следователь свободен от обязанности исполнять общеобязательные судебные акты? Явный абсурд! А вы говорите, что можно было предвидеть.

— История не терпит сослагательного наклонения, но все же. Зная итог, повторили ли бы вы свои действия в должности? Перефразирую: сожалеете ли Вы?

— Про конкретные действия, законность которых сейчас оспаривается, сказать однозначно не могу. Ни тогда, ни сейчас у меня нет сомнений в законности моих действий. То, что следствию наплевать на правильную юридическую квалификацию событий, мешает доказывать это в процессе рассмотрения дела.

Возможно, в свое время вместо принятия решения о предоставлении земельных участков можно было бы отказывать всем заявителям и не продавать участки. Но, во-первых, привлекли бы к ответственности за необоснованный отказ, во-вторых, заявители обратились бы в суд и получили бы судебное решение.

Так, кстати, и получилось по двум эпизодам — по ним департамент приостановил процедуру предоставления участков, заявители обратились в суд, выиграли его и суд обязал департамент предоставить участки. Договор купли-продажи, в подписании которого меня обвиняют, содержит прямую ссылку на это решение как на основание предоставления земли. Да, можно было пойти по такому варианту, но вот правильно ли работу редакции перекладывать на суд? И хватило бы ресурса центрального суда города Омска на дополнительные 30-40 судебных дел в неделю?

Что касается госслужбы в целом — на работу в администрацию, это не секрет, меня пригласил Юрий Гамбург. Его в свою очередь — Виктор Филиппович Шрейдер. До этого я занимался бизнесом, имел стабильный доход, и шел на муниципальную службу явно не для того, чтобы поправлять финансовое положение.

В 2005 году был азарт, было желание сделать что-то полезное для города, применить свои навыки в новой сфере, была необходима инициатива. Много удалось сделать, но еще больше осталось по разным причинам нереализованным. И если бы заранее знать, что вместо удовлетворения от работы получу срок — конечно, остался бы в бизнесе и дальше.

— Говорили, что именно по просьбе Юрия Гамбурга Вы какое-то время находились в федеральном розыске. Верно ли это утверждение или что подвигло Вас скрываться от следствия?

— Прошло много времени, и сейчас обжаловать факт объявления меня в розыск нет смысла. Но хочу отметить следующее. В марте 2014 года после обследования в Омске меня направили на обследование и лечение в Москву, в 62-ю городскую онкологическую больницу.

Следствие об этом прекрасно знало, я об этом всех уведомил - куда, зачем и насколько еду. Однако через несколько дней без всякого предупреждения за мной в Москву приехала «группа товарищей». Было это вечером в пятницу. Больница — это не СИЗО, ходячих больных на выходных никто не держит. Однако факт моего отсутствия в больнице в дальнейших процессуальных документах стал фактом уклонения от явки к следователю, хотя никаких следственных действий назначено не было, меня никто никуда не вызывал. Не было никаких юридических оснований для объявления меня в розыск.

Хочу обратить внимание на название лечебного учреждения — не от хорошей жизни попадают в онкологию. Пришлось в другом лечебном учреждении заново проходить обследование, делать операцию, послеоперационную терапию и реабилитацию. По словам врачей, не сделай я тогда такой выбор, задавать вопросы сегодня было бы некому. Правильно ли я поступил? Поставьте себя на мое место. Честно признайтесь — своя болячка ближе к телу. К тому времени, когда лечебные процедуры завершились, процесс по «делу Гамбурга» уже подходил к концу. И, когда приговор был вынесен, тем более что факт «невозможности допроса Меренкова» был использован, как обоснование якобы имевшегося сговора и преступного умысла, я не мог не вернуться.

— Чего стоит человеческая дружба? Зачастую после ареста предприниматель в одно мгновение становится ненужным, неугодным контактом подавляющему большинству лиц из своей записной книги. Справедлива ли такая ситуация для Вас? Кто Вас поддерживает?

— Нужно жить с учетом принципа «не обольщайся — не придется расстраиваться». Понятно, что основная часть контактов в телефоне — не друзья человека, а «друзья» его должности. Такова наша современная циничная жизнь. Но в этой круговерти скоротечных контактов тем ценнее было сохранить действительно близких людей и огромное им спасибо за это. Конечно, поддерживает семья. К сожалению, и она сокращается. 2 января умер мой отец. Человек, переживший блокаду Ленинграда, 2 инфаркта и инсульт, не смог пережить моих проблем.

— Ваши авторские публикации в СМИ критичны по отношению к действующей судебной системе. Вектор риторики (пусть и менее содержательной) свойственен общественным активистам. Людям, которые уже столкнулись с несправедливостью при взаимодействии с органами власти, не нашли понимания и апеллируют к обществу в целом. Многие из таких активистов не испытывают иллюзий и не возлагают надежд на положительный результат. Они вступают в борьбу по принципу графа Толстого «не могу молчать». Что движет Вами при написании статей?

- Избыток свободного времени. Был бы занят работой – было бы не до писанины. Почти не шучу. А если серьезно – недопустимо, чтобы борьба с коррупцией превратилась в борьбу с чиновниками. При этом следственные органы рассматривают госструктуры как бесперебойный источник «посадочного материала», не особо утруждая себя поиском состава преступления, придумывая к любой бумаге несуществующий умысел, ущерб и прочие «отчетные показатели».

При этом уровень коррупции в правоохранительной сфере в 1,5 раза выше, чем среди чиновников! Это официальные данные за 2017 год, озвученные по центральному телевидению, но почему-то ваши коллеги про этот факт молчат. Государство, которое изнутри само себя поедает, обречено как минимум на долгую хроническую болезнь. Какой уж «мощный рывок вперед»? На ногах устоять бы. Да и проходили мы это лет так 80 назад …

Сейчас, как и в те времена, версия следствия, по сути, предопределяет приговор, все, что мешает этой версии, отменяется как не имеющее отношения к делу. Фактически расследования нет, идет комплектация дела только теми доказательствами, которые работают на версию следствия. И даже если факты свидетельствуют об обратном, они не учитываются, либо банально замалчиваются. Истину давно уже никто не ищет!

Печально, что суд идет в фарватере такой деятельности, вместо оценки доказательств занимаясь исправлением и дополнением недоработок следствия. А следствие, видя такую поддержку, все больше «расслабляется», не утруждая себя ни логикой, ни юридическим анализом. Подтверждением моих слов наглядно служит статистика — менее 1% оправдательных приговоров в целом по России.

Кто-то скажет, что мои рассуждения — нытье обиженного обвиняемого. Поверьте, я знаю, о чем говорю. Я получил юридическое образование в конце 80-х годов прошлого века, обучался по следственно-прокурорско-судебной специализации у лучших педагогов того времени. И красный диплом ОмГУ тогда имел цену. И я с ужасом вижу, что старая шутка про выпускников: «Забудь о том, чему тебя учили в институте, тут все по-другому» - стала суровой реальностью.

Представьте, если по такому же принципу (забыв о полученных знаниях) нас будут лечить врачи? Или перевозить пилоты самолетов? И чем дольше мы молчим об этом, тем к более печальным последствиям может привести такая «правоохранительная деятельность». Вдумайтесь, в каком государстве слова «охрана» и «защита» — синонимы, а «правоохранитель» и «правозащитник» — антонимы?

Источник: ИА «Город55»